Саййид Абдурахман | Хайдарбек Гиничутлинский | Фридрих Боденшдет

Хайдарбек Гиничутлинский

Историко-биографические и исторические очерки

Историко-биографические и исторические очерки Хайдарбека Геничутлинского являются одним из ценных повествовательных источников по истории Дагестана и Чечни. Составлены они во второй половине XIX в. на основании устных и письменных источников местного происхождения, в числе которых были и записки активного участника борьбы с царизмом, шамилевского «генерала» Абакар-дибира из сел. Аргвани Гумбетовского района Дагестана.

ИМАМ ГАЗИМУХАММАД

Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Хвала — Аллаху, господу миров! Да будут благословение и привет нашему господину Мухаммеду, его роду и его сподвижникам, всем вместе!

А далее.

Это — краткое изложение событий, происшедших на глазах у населения Дагестана со времени выступлений на арену истории имама-новатора Газимухаммада. Да помилует его всевышний Аллах!

Создал этот труд благородный, богобоязненный ученый, уникум для своей эпохи—хаджи Хайдарбек Геничутлинский. Да помилует его всевышний Аллах и да сделает Он его могилу цветущим садом!

Знайте, что дагестанцы были людьми сильными, стойкими и храбрыми. Самые свирепые враги не могли ничего поделать с ними. Мощь противника, нападавшего даже внезапно, была не в состоянии ослабить дагестанцев.

Среди дагестанцев имелись тогда большие ученые и на редкость достойные люди, которые, однако, были словно бы отверженные и пребывали, поэтому в удрученном состоянии духа. Дело в том, что к их проповедям и предостережениям не прислушивались, а исходившие от них решения и директивы не выполняли. Именно поэтому названные ученые и достойные личности были вынуждены отдалиться от своего народа.

Пребывая в неизвестности и забвении, они искали путь к божественной истине, держась за сунну и Коран, и занимались сохранением для шариата и будущих речей, как собственных душ, так и душ своих людей.

Что касается победоносных повелителей княжеств (эмир) и чанок (султан), то они в своей среде, давали ход обычному праву (раем) и местному, нерелигиозному суду (диван). Шариат же и прочие столпы исламской религии эта знать вводить не разрешала. В результате блистательные божественные установления оказались в забвении. Привычными стали интриги, исходящие от людей, заблуждающихся и капризных. Одним словом, истинно мусульманская община стала в Дагестане большой редкостью, а полное неверие в Аллаха — близким!

Вследствие всего этого Дагестаном и овладели неверные. Вчерашние исламисты, опустив головы, склонились на их сторону. Ради горстки медяков дагестанцы стали теперь угождать неверным-развратникам.

[1824./25 г.]

Несколько поколений прожило так со времени пресечения государственности, созданной потомками Хамзата и Аббаса. Затем, однако, всевышний Аллах пожелал возвысить в Дагестане божественное Слово: через распространение догматов своей религии, оказавшейся было в забвении, и придание должной силы своему народу, пребывавшему в заблуждениях. Примерно в тысяча двести сороковом (1824/25) году Он всевышний послал на землю Дагестана ученого-новатора, большого труженика, святого угодника эпохи ослабления веры, выдающегося храбреца, играющего роль сабли, обнаженной против людей заблудших и тиранов, героя-очистителя мусульманской религии от всякой накипи, нового главу исламизма — имама Газимухаммада Гимринского. Да помилует его всевышний Аллах!

Газимухаммад приступил к оживлению, почти исчезнувших было следов шариата и к одновременному ниспровержению—вопреки воле врагов исламской религии—различных обрядов, связанных с мерзким обычным правом. Этот деятельный и мудрый человек, обладавший весьма большими достоинствами, взглянул как-то на дурные поступки, совершаемые людьми, на отсутствие в Дагестане настоящего ислама и полились тут слезы из его очей. Произнеся слова из Корана, соответствующие тому, что предназначил ему Аллах: «Мы все принадлежим Аллаху и к Нему, затем возвратимся»— Газимухаммад пропел:

О, отчужденный от исламского мира! Ты двинулся в путь, наконец.

Так поприветствуй же похороненного в земле благородного хашимита, у которого ищут заступничества мусульмане, посланника Аллаха — великого Мухаммеда. Прежде дагестанцы пребывали под сенью покоя, не ведая бед и не имея врагов. Хотя положение их дел, их деяния и находились тогда в противоречии с предписаниями и запретами Аллаха, с единственно верным, путем, который наметил Он. Из-за своих разногласий и грехов дагестанцы в конце концов, однако, раздробились, и тогда ими стали править неверные и враги. Я выражаю сочувствие жителям нагорий и ущелий в связи со страшной бедой, поразившей их головы, и говорю: «Если вы и ныне предпочтете непокорность Господу, то да будьте рабами своих мучителей и в дальнейшем!»

Обдумав затем позицию большей части народа и то, как искушает людей сатана, чтобы они отошли от истинного пути, Газимухаммад пропел:

Таблицы с записью норм обычного права— собрания трудов поклонников сатаны. Господь, однако, еще рассудит между пророком Мухаммедом

и создателем этого мерзкого права, которое противоречит божественным установлениям. Если последователи пророка получают в виде шариата прочную путеводную нить, то у сторонников обычного права не будет даже и самого слабого помощника.

Последние еще узнают: кто действительно выполняет свои обещания —- Аллах или сатана, Когда однажды увидят последнего хмурым. Милостивый Аллах отдалил, между прочим, людей, любивших обычное право от райского водоема в день Тайных помыслов! Если человек, придерживающийся обычного права, будет и ныне считаться равным шариатисту, то это значит, что в нашей среде нет разницы между праведником и нечестивцем.

А ведь уже сколько раз на Землю были отправлены пророки, сколько раз устанавливались божественные законы и, наконец,—ведь ниспослан Коран с его предостережениями!

Газимухаммад увидел, что дурные поступки и прочие непристойности продолжают распространяться, что исчезают даже жалкие остатки добрых дел и благодеяний. В то же время среди мусульманского народа получали силу решения, исходящие со стороны неверных. Тогда-то он и пропел:

Как же можно жить в стране: где не имеет покоя сердце и где власть Аллаха неприемлема, Где святой ислам отрицают, а приговоры беспомощному человеку выносит дьявол, Где презреннейший человек считается славным, а развратник— справедливым, где разложенное переворачивает дьявол, Где человек, отдающий приказы о совершении благодеяний, подозревается в том, что он портит дело, а запрет совершать порицаемое исламом не имеет силы? Если бы наш пророк был сейчас жив, то его индийский меч, клянусь, был бы обнажен! Если кто-либо станет этому возражать, я скажу ему:

«Выступать с отрицаниями экспромтом—просто неразумно».

Затем Газимухаммад отдалился от людей и занялся самовоспитанием: мало кушал, много постился, почти не спал и не разговаривал. Делал он все это под руководством познавшего Аллаха святого тарикатского шейха, источника божественных истин (хакика), руковоцителя-мюршида лиц, идущих к великим тайнам, спасителя гибнущих, великого чудотворца—светоча исламской религии Абу Исхака Мухаммада Ярагского (ал-Яраги). Да сделает Аллах святой душу этого ярагского шейха и да осветит его мавзолей!

[1826/27— 1829 гг.]

Газимухаммад стал теперь призывать дагестанцев, прежде всего к поклонению Аллаху. Он принялся также воскрешать в их среде исчезнувшее было влияние шариата и порицать за ложность, алчные устремления и страсти, которыми были охвачены люди. Газимухаммад приложил тогда много стараний для распространения шариата во всех городах Дагестана, а также—повсеместного назначения грамотных мулл (имам), которые бы давали наставления и читали проповеди, соответствующие тому, что гласят сунна и Коран, но при этом увлекающие сердца и умы слушателей.

Часть дагестанцев подчинилась Газимухаммаду и встала на верный путь. Другая—продолжала превозноситься. Мало того, она проявила враждебность.

В деле наставления народа слова, таким образом, не оказали желаемого воздействия. Приводя различные ложные аргументы, отдельные люди начали даже спорить с Газимухаммадом, в надежде опровергнуть великую Истину. Дело в том, что золотые монеты уже склонили их на сторону неверных и поэтому они стали относить Газимухаммада к числу глупцов и тупиц. Видя все это, он пропел:

Мы прочли этим людям суры Корана, а они в ответ заявили: «Глупости!» Но ведь это самый что ни на есть порочный поступок! Или вот—напомнили мы им один коранический аят, а они отвернулись и сказали: «Этого бродягу не удержишь».

Если же ты вдруг будешь с ними спорить регулярно, то они обязательно сговорятся, и начинают строить тайные, самые что ни на есть коварные интриги. О, Господи! Эти люди находятся в заблуждении, охвачены соблазнами, они несправедливы, притесняют других и. не подчиняются предводителям!

В ответ названные люди, обнажив оружие, кинулись на Газимухаммадаи и его сподвижников. Целью их было погубить Газимухаммада или, по крайней мере, причинить ему вред. Тут все вокруг словно бы перевернулось вверх ногами: родственники отдалились друг от друга, вчерашние товарищи стали врагами.

С Газимухаммадом остались тогда лица лишь особо верные ему — те, что отличались набожностью, богобоязненностью и в прошлых испытаниях и бедах уже показали свою способность к терпению. В числе их были: знатный и родовитый храбрец, но при всем этом человек на редкость рассудительный и проницательный — блистательный Хамзат Гоцатлинский, сын Искандар-бека; победоносный воитель, избавитель истинно религиозных мусульман от мук и печалей, меч Аллаха Шамиль; набожный ученый, аскет, знающий Коран наизусть—хаджи Али Харахинский; благородный ученый, остроумный мудрец Абдулла Ашильтинский, сын превосходного Курбаиали. В числе лиц, оставшихся тогда с Газимухаммадом, были, впрочем, и другие благородные вожди, и аристократы (наджиб).

Газимухаммад уже было, отчаялся в том, что дагестанские нечестивцы примут божественные шариатские установления. Дело том, что к его проповедям, призывающим к священной войне с христианами, они никак не прислушивались, а власть славнейшего халифа, [то есть турецкого султана] на них не распространялась. Исламская религия вступила вроде бы в период своего заката. Даже благороднейшие из людей сидели тогда по косным различным уголкам.

Газимухаммад, однако, выступил еще раз. Он призвал каждого, у кого в сердце есть хоть немного любви к исламской религии, дать присягу об участии в священной войне и о принятии шариата. Все те мусульмане, в чьих душах сохранялись еще следы религиозного энтузиазма и стремление проявить себя в реальной жизни, присягнули тут Газимухаммаду. Он, таким образом, стал имамом — истинным, справедливым, готовым сражаться за дело Аллаха и мечом и словом.

Газимухаммад постоянно выходил теперь на сражения за дело Аллаха. С маленьким отрядом он боролся против многочисленных войск врага. Впрочем, когда распространялся слух об очередном выступлении Газимухаммада на священную войну, к нему ради возвышения славы Корана целыми группами присоединялись в качестве помощников борцы за веру (гази), прибывавшие из самых различных мест. Вместе с ними Газимухаммад устраивал в темных ущельях и мрачных лесах базы, а затем совершал оттуда набеги на врагов. С последними Газимухаммад поступал при этом так, как кошка поступает с мышью, а затем вместе со своими сподвижниками, радостный и веселый возвращался победителем назад к своим людям.

Имам тогда лично участвовал в битвах, не обращая внимания на то, что людей с ним бывало мало. Так действовал он в течение примерно трех лет.

За это время Газимухаммаду подчинилось большое количество мусульман.

[1830 г.]

Когда десница Газимухаммада приобрела, наконец, настоящую силу, а его помыслы и устремления достигли надлежащей высоты, он решил выступить со своими полками против хунзахцев.

Газимухаммад прибыл и встал лагерем поблизости от города Хунзаха, который был населен людьми сильными, могучими, но очень уж надменными, словно язычники. Хунзахцы вступили с Газимухаммадом в сражение.

После того как авангард войска имама уже ворвался в дома, расположенные на краю города Хунзаха, его последователи, чья религиозность, как, оказалось, была слабой, вдруг остановились, а затем обратились в бегство. В результате там получилась настоящая бойня для гумбстовцев в других бойцов имама, вследствие чего он II повернули от Хунзаха назад. Произошли эти события в первую ночь месяца рамадан тысяча двести сорок пятого (1830) года.

[1831—1832 гг.]

Газимухаммад был сильно огорчен тем, что люди его, в сердцах которых все еще крепко держалось обычное право, не вынесли тягот связанных с делом исламской религии, а также наказаний, налагаемых согласно шариату. Поэтому он, оставив их, уединился с небольшой группой своих сподвижников и искренних Друзей.

Газимухаммад засел тогда в крепости Агач. Оттуда он стал водить свои отряды против русских крепостей. Туда возвращался с пленными и прочей добычей.

Рука Газимухаммада дотянулась тогда даже до Кизляра — величайшей из русских крепостей. Набег на нее он совершил во главе довольно маленького отряда. Не смотря, однако, на это, мусульмане своего добились. Люди имама захватили там столь огромную добычу, что обращать внимание стали лишь на серебро.

Газимухаммад захватывал добычу и из других крепостей. Мало того, он завладел крепостью Тубаши. В результате, к Газимухаммаду с разных сторон, из разных областей опять стали собираться мухаджиры. Появились и помощники из числа местных жителей той или иной территории. В это-то время и произошло Таркинское сражение, а также затянувшаяся почти на месяц осада Эндирея, после чего имам двинул свои войска в сторону Чечни.

Находясь в Чечне, Газимухаммад совершал нападения на неверных. Тогда же он призвал тамошних мусульман держаться религиозных установлении.

Так как Газимухаммад не давал многобожникам покоя, так как он уменьшил подвластную им территорию, они выступили против него со многими своими полками. Окружив [в Агач-кала] небольшой отряд имама, эти неверные попытались, было разгромить борцов за веру, по те при каждом нападении саблями поворачивали их вспять. В течение только одного дня неверных три раза гнали в наступление под грохот барабана, но все три раза они были отражены, причем многие из них были тогда уничтожены.

Во время третьей атаки, предпринятой неверными, герой Чурилав Гидатлинский с обнаженной саблей в руках выпрыгнул из-за стены укрепления и бросился на барабанщика, как сокол на воробья. Чурилав нанес этому барабанщику удар саблей, выхватил у него из рук барабан и повернул назад. Ускользнуть в укрепление ему удалось, и при этом Чурилав не претерпел какого-либо ущерба.

Как только звук барабана исчез, неверные обратились в бегство, а имам Газимухаммад и те, кто были вместе с ним, сами перешли в атаку. В течение того дня ими было перебито множество многобожников. Ночью же имам и его люди сами оставили свою крепость.

После этого, восхваляя Аллаха, Газимухаммад вернулся к себе на родину—в Гимры.

[1832 г.]

Враги увидели, что исламское государство стало увеличиваться изо дня в день и усиливаться благодаря мухаджирам и борцам за веру, прибывавшим целыми группами. Тогда-то верховный глава русских и приказал своему визирю, — проклятому сардару выступить со всеми находящимися в его распоряжении полками, сформированными в Гурджистане, а также—с дагестанскими мунапиками и ренегатами-союзниками русских.

Они, придя в движение, устремились на Гимры—селение имама. Имам же, перекрыв проходы, ведущие туда, возвел в глубине гимринского ущелья стену, которая запирала дорогу, проходящую по верхней террасе горного склона. Позади этой оборонительной стены он построил несколько хорошо укрепленных домов.

Проклятые неверные напали на мусульман со стороны горы. Прося помощи лишь у Аллаха, Газимухаммад встал против них тогда примерно с четырьмя сотнями своих храбрых сподвижников, принесших ему клятву верности. Подготовившиеся к битве воины имама, обновив свое раскаяние за совершенные ранее грехи, вступили в священную войну.

Вражеские полки начали осаду мусульманского укрепления. Бой шел с утра и до вечера, когда воины Газимухаммада начали постепенно рассеиваться. В конце концов, около имама осталось примерно десять человек—особо верных его сподвижников. Проявляя терпение и хладнокровие, они не покинули своей позиции, но позднее были все же вынуждены укрепиться в комнатушке (хиджра), которую тут же окружили враги.

Последние принялись пробивать отверстия в плоской крыше этой комнатушки, причем часть их стояла тогда же рядами по обе стороны от двери, выставив вперед свои штыки. Затем они, сделав свободный проход перед той дверью, потребовали у засевших внутри борцов за веру, чтобы они сдавались, обещая пощаду. Последние, однако, отказались, будучи согласны лишь на священную войну и мученическую смерть за дело Аллаха. Уповая на Него и крича: ля хавля валя куввата илля биллахи ал-алийи ал-азим,—они с обнаженными саблями в руках стали из той комнатушки выпрыгивать на бой с неверными и разрывать вражеские ряды. Вот тогда-то и вкусил мученическую смерть имам Газимухаммад. Какое же счастье это, однако!

Вместе с Газимухаммадом мучениками за веру стали его лучшие товарищи, а также благородные вожди: превосходный ученый, святой хаджи Али Харахинский; блистательный, чрезвычайно одаренный ученый-богомолец Нурмухаммад-эфенди Инховский; мудрый ученый, большой труженик, борец за веру Сайд Хариколинский; достойный ученый, имамский муфтий Мухаммад Кудутлинский и другие благонравные и благочестивые люди.

Произошло это в понедельник месяца джумада ал-ухра тысяча двести сорок восьмого (1832) года, на закате.

Существуют и такие рассказы:

После той битвы мученики за веру в течение восьми суток оставались на земле, в Гимринском ущелье; вооружение и прочее было с них сорвано. В ущелье же стояла тогда жара. Несмотря на это у бездыханных мучеников за веру не изменилась даже кожа. С них не упал ни один волос.

Затем, когда враги ушли из Гимры, мусульмане убрали трупы мучеников с мест их гибели.

Когда [домой] принесли носилки с телом мученика за веру Сайда Хариколинского, его бабка и его наследницы, взяв, Сайда за ногу, заплакали. Тут из тела Сайда выступила влага. Он словно бы вспотел от приступа лихорадки. Люди же смотрели на Сайда.

Теперь о другом мученике за веру—Али Харахинском. Он, получив в бою страшные раны, перебрался со своего места в сторону и принялся читать следующий стих Корана: О мусульмане! Не показывайте спины наступающим на вас неверным. Если же в такой момент кто-либо из вас повернется к неверным спиной с целью иной, чем сражение или вступление в плотный ряд воинов, то его поразит гнев божий, и он окажется в аду. Когда же раны ослабили этого Али слишком сильно, он упал наземь. Тут, лежа, он стал хватать рукой куски земли и камешки, и швырять их в лицо врагам, приговаривая: «Ах, вы свиньи! Ах, собаки! Ах, враги Аллаха!»

Или вот еще. Пользующегося поддержкой Аллаха, победоносного Шамиля та битва утомила и ослабила. Он ведь получил колотую рану в грудь, выше сосца, откуда при дыхании выходил воздух. Поэтому Шамиль. Передвинулся с места боя немного в сторону, чтобы не снес его людской поток. Там Шамиль пролежал до позднего вечера и удивительно при этом, что враги не заметили его, хотя он и находился в поле их зрения! Затем Шамиль встал и потихоньку пошел в сторону Унцукуля, причем в попутчиках у него оказался один человек так же, как и он, сам, раненый. Это был муэдзин борцов за веру, который находился вместе с ними в вышеназванном укреплении и спасся оттуда с позволения всевышнего Аллаха.

Неверные вступили затем в Гимры, родное селение имама, и установили свою власть над тамошними мусульманами. Мунапики и развратники подняли тут головы, а у истинно правоверных и благонравных мусульман согнулись от отчаяния спины.

Такая ситуация сохранялась затем в течение еще небольшого промежутка времени.